Резюме
Я расскажу о развитии человека – от почти тотального погружения и идентификации с окружением, с группой и её культурой, до перехода ко все более свободной индивидуальности. Я предполагаю, что это тесно связано с возрастающей потребностью в психологической помощи, с рождением психоанализа сто лет назад, а в последние десятилетия – с значительным развитием психотерапевтической практики во всем мире.
Я представлю некоторые соображения по поводу ряда фрагментарных данных, которые мне удалось собрать в областях, где я не являюсь экспертом (групп-анализ, история, антропология и т.д.).
Связь между группой и индивидом
Гениальный Лев Толстой ещё в 1863 году писал о групповом бессознательном в "Войне и мире":
"Есть две стороны жизни в кaждом человеке: жизнь личнaя, которaя тем более свободнa, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийнaя, роевaя, где человек неизбежно исполняет предписaнные ему зaконы.
Человек сознaтельно живет для себя, но служит бессознaтельным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей."
60 лет позже, в 1921 году Фрейд в своей работе «Психология масс и анализ Я» отмечал, что:
«Мы должны сделать вывод, что психология групп является древнейшей психологией человечества; все, что мы, пренебрегая всеми признаками групп, изолировали как психологию индивидуальности, выделилось постепенно из древней групповой психологии, причем происходило это в ходе процесса, который, пожалуй, можно характеризовать как незавершенный».
И несколькими страницами далее:
«Каждый индивид является составной частью многих групп, он с разных сторон связан узами идентификацией и создает свой "Эго-Идеал" по самым разнообразным образцам. Таким образом, индивид является участником множества групповых разумов своей расы, сословия, религии, национальности и т. д, и может подняться над всем этим до степени обладания хотя бы минимальной самостоятельностью и оригинальностью». (выделено мной, П.Ф.)
Сорок лет спустя Бион (Wilfred R. Bion) написал в своей знаменитой книге «Работа в группах и прочие статьи» ("Experiences in Groups And Other Papers" (1961) (стр. 132)):
«Я хотел бы отметить, что ни один индивид, как бы он ни был изолирован во времени или в пространстве, не может рассматриваться вне группы либо без учета того, что в нем присутствуют активные проявления групповой психологии», а также на следующей странице он отмечает:
«В индивиде присутствуют особенности, которые невозможно понять, если не воспринимать их в качестве элементов, указывающих на то, что он относится к стадным животным. Действие этих особенностей невозможно заметить, если не искать их в выделенной для этого рассматриваемой области, которой в данном случае является группа».
Однако и Фрейд, и Бион, казалось бы, не принимают во внимание эти удивительные интуитивные находки в своей дальнейшей работе, как будто бы оба на тот момент были слишком заняты изучением индивидуальной части сознания.
Итальянский групп-аналитик Фердинандо Ванни (Ferdinando Vanni (1982)) отделил психические области, участвующие в групповой деятельности от психических областей индивидуального психизма. Все области функционируют с определенной долей независимости, но, в то же время, между ними присутствует неизбежный осмос, взаимозависимость и целостность.
Мы можем предположить, что между ними существует частичная граница, своего рода селективно проницаемая мембрана, благодаря которой некоторые компоненты остаются разделенными, что позволяет индивидуальности, до некоторой степени, сохранять обособленность от своих групп. Но, в то же время, другие компоненты способны свободно проходить сквозь эту мембрану-границу, обеспечивая наше слияние-недифференцированность от наших групп.
Очевидно, что все эти области находятся в постоянных диалектических отношениях. Это позволяет нам ощущать себя частью группы, а вместе с тем и обособленными индивидами, поскольку человеческое сознание одновременно активно на множстве различных уровней, в разной степени интегрированных. Но между ними возможен и конфликт или относительная расщепленность.
Я также вспоминаю Хосе Блегера (Jose Bleger (1967)) и его революционные концепции, которые помогают лучше представить некоторые этапы развития человека. Он оспорил традиционный взгляд, согласно которому младенец рождается из утробы в нарциссической изоляции, и лишь потом, выходя из семьи, устанавливает отношения с группами.
Позиция Блегера, будучи менее наглядной, рассматривает субъективный опыт связи с социальным содержанием (container). С самого начала жизни присутствует чувство симбиотической неразделенности (non-discrimination) с окружающей средой. Нет границ Я. Скоро начинается пожизненный процесс дискриминации-дифференциации с окружающей средой, в ходе которого формируется и дифференцируется Я. Вместе с тем, в процессе всего существования субъекта остается недифференцированное "мета-Я", важное и активное, связанное с окружающим контекстом, хотя и обособленное.
Воздействие групповой культуры на индивидуальность
Человеческий младенец с самого начала, посредством своих родителей, является частью групп и их культур. Лишь позднее, путем осмысления и понимания различий, человек способен в некоторой мере дифференцировать себя от очевидного симбиотического мира (здесь «очевидный» может означать следующее: известное, но не осмысленное, либо истинное, но не проверенное). Только таким образом человеческое существо может, говоря словами Фрейда, «подняться [...] до степени обладания хотя бы минимальной самостоятельностью и оригинальностью». Только так, в ее уникальной оригинальности, может возникнуть и развиваться индивидуальность.
Но это происходит не всегда, так как мы можем остаться почти полностью слившимися с нашим окружением, будучи актерами, не осознающими роли, отведенной нам группой. Симбиотическое «очевидное» обладает огромной силой, позволяющей ему сохранять сознание «привязанным» к ментальным схемам, общим для всей группы.
Мы можем представить групповое мышление и культуру в виде полутвердой массы с высокой степенью вязкости, которая обволакивает и уютно окутывает нас, будучи для нас приютом, обеспечивая нас чувством принадлежности, безопасности, преемственности, стабильности, давая нам ориентиры, ответы на все основные вопросы жизни и страхи, а также предлагая нам конкретную роль в группе и т.д.
Несколько фрагментов для иллюстрации:
- Полный смысла образ – знаменитая «терракотовая армия» в Китае, глиняные воины которой, благодаря усилиям археологов, через много веков постепенно возникли из-под слоя земли, в которой они были погребены по приказу их императора. Точно таким же образом в истории человечества индивиды «выходят» из группового психизма, из окружающей их культуры «очевидного и неосмысленного».
- В книге о хороших манерах, изданной в Австро-Венгерской империи, более тридцати глав посвящено подробному описанию того, как вести себя по отношению к родителям, родственникам, вдовам, священнослужителям, почтальонам, военнослужащим и так далее, вплоть до самого императора. Все предустановлено, без какой-либо свободы выбора или необходимости что-либо придумывать.
- В пятидесятые годы прошлого столетия один американский солдат женился на девушке из словенского села неподалеку от города Триест. Позднее, став профессором истории в США, он написал книгу о жизни членов семьи своей жены. Они жили в этом селе на протяжении 500 лет, и можно заключить, что сообщество в этом маленьком селе было подобно жесткому и ригидному организму, который веками предопределял для своих членов модели того, как они должны мыслить, вести себя, рождаться, расти и умирать.
- Генри Джеймс в своем коротком рассказе «Частная жизнь» гротескно описывает персонаж Лорда Меллифонта как великолепного актера, который всегда говорит и ведет себя так, как это ожидают от него другие. Но каждый раз, когда он один и вокруг нет слушателей, которые могли бы ответить и стать внешним подтверждением его существования, Лорд Меллифонт исчезает и становится невидимым, поскольку в своем частном, личном измерении он не существует. Он существует лишь в координатах стереотипизированного социального взаимодействия, своей групповой идентичности, при этом будучи внутри абсолютно пустым и лишенным индивидуальности.
Симбиотическое слияние, хоть и является гарантией выживания, безопасности и преемственности, препятствует индивидуальному мышлению и сдерживает развитие. Однако изменение условий выживания заставляют группы менять свою культуру, а это наносит удар по определенным частям неподвижного социального «мета-эго». Тогда в нем появляются опасные трещины, из которых берут начало тревоги, требующие ментализации и контейнирования.
Когда исчезают безопасные социальные ниши, индивиды выпадают из них и, в большей степени, становятся субъектами своих решений, неся на своих собственных плечах ответственность за свою жизнь. Это перегружает их эго и усиливает тревогу, что способствует развитию потребности в психологической помощи.
После длительного ношения гипсовой повязки любое сочленение костей подвержено различного рода травмам, которые могут возникнуть при движении. То же самое можно сказать и о сознании индивида, возникающем из своей неподвижности в традиционной культуре, фанатичной религии или тоталитарной идеологии.
Устойчивые институции на социальном уровне удерживают пертрифицированными и неактивными многочисленные беспокоящие/тревожащие содержания. Это происходит на конкретном уровне (исправительные учреждения, психиатрические клиники) или на уровне репрезентаций (религия, идеология). Их ослабление либо упразднение высвобождает массу тревог, с которыми приходится иметь дело индивидам. Это со всей очевидностью наблюдалось в Западной Европе с 1968 года, а также в Восточной Европе после 1990 г.
Рождение и развитие индивидуальности и потребность в психотерапии
До тех пор, пока сохраняется и превалирует жизнь, которая недостаточно дифференцирована от группы, нет места интроспекции и индивидуальности, поскольку все соответствует и сливается с «очевидным», с тем, что не требует доказательств в культуре группы.
Освобождение от группового мышления происходит, в той или иной степени, в различные исторические периоды и в разных культурах, хотя в некоторых из них подобная эмансипация может почти полностью отсутствовать.
Российский историк Арон Яковлевич Гуревич (1924-2006) в своей книге «Рождение индивида в средневековой Европе» анализирует европейскую литературу с 10 по 14 века и говорит о том, что в начале средних веков почти не было места индивидуальности. Авторы описывали отнюдь не себя самих или других людей, не личные чувства и мысли, но только факты, роли, то, как отражали образ Бога в себе и т.д. Как и другие историки, он полагает, что только с приходом Гуманизма началось формирование индивида и медленное, невероятно трудное перемещение барицентра культуры от коллективной психологии к индивидуму.
В своем замечательном эссе «Варвары» (2006) Алессандро Барикко напоминает о том, каким образом индивидуальность развивалась дальше, после французской революции, в период романтизма, хотя это и происходило в основном в буржуазной среде.
Пока мы включены в группу, мы не различаем большую часть наших мыслей, чувств и агирований от групповых. Когда штормы истории ослабляют наши связи с группой и разрушают групповые институции мы сразу чувствуем себя слабыми и беспомощными перед тяготами жизни.
Вновь процитирую Л. Толтого:
"...до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю-администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека."
Все это создало условия для появления инструмента, который мог бы служить аспектам индивидуальности, все более освобожденным от диктата группового психизма. И Фрейд придумал психоанализ. Он был порождением своей эпохи, которая двигалась в сторону индивидуализации. Фрейд, как любой гениальный ум, добился успеха просто потому, что его интуитивные находки оказались востребованными групповой культурой того времени, нуждавшейся в средстве для решения нарастающих проблем.
Относительно мирная революция, произошедшая в Западной Европе в 1968 году, серьезно ослабила позиции социальных институтов, власти, а также еще больше расширила границы индивидуального пространства и свобод для остальной части населения.
Приведу наглядный пример. В таком маленьком и спокойном городке, как Триест, в 1968 году не было ни одного психотерапевта или психолога. Даже нейропсихиатры в основном были представлены неврологами, и казалось, что городу вообще не нужны все эти «пси»-специалисты. 45 лет спустя в этом городе более 100 психотерапевтов, и у всех есть работа, способная их прокормить, и уже несколько тысяч человек прошли психотерапию, несмотря на постоянное сильное сопротивление любой форме психотерапии со стороны местных учреждений, таких как психиатрическая служба и университет.
В 1990 году, спустя 50 лет промывки мозгов, в процессе которой внушалось, что психоанализ – это буржуазное уродство, мы думали, что в Восточной Европе сложно будет найти тех, кому психоанализ будет интересен. На самом деле мы выяснили, что в каждом восточноевропейском городе незамедлительно появились группы специалистов, интересующихся психоанализом, и люди хотели получить их помощь. Позже сюрприз преподнес Китай, а теперь также Иран и исламский мир.
Столь активного проникновения свободы выбора в жизнь такого количества индивидов, как мы видим сегодня, не было еще никогда в истории человечества! И эта тенденция быстро распространяется.
Пространство для индивидуальности расширяется в масштабах всего мира, и параллельно с этим неизбежно растет потребность в психотерапии.
Сегодня мы живем в мире надвигающихся быстрыми темпами инноваций и креативности, а условия жизни непрерывно и стремительно изменяются. Каждое изобретение и культурное достижение меняет внешний мир, а также и то, каким образом индивиды воспринимают себя в нем и отношения в своем внутреннем мире. Происходит постоянное подталкивание к переменам на уровне индивидов, семей и социальных структур, что иногда приводит даже к кровавым революциям.
Как в младенце «оптимальные фрустрации» создают потенциальное ментальное пространство, так и социальные фрустрации, связанные с переменами, предположительно могут иметь аналогичное воздействие. Членам группы необходимо придумывать и находить множество индивидуальных решений новых жизненно важных проблем. Расширение ментального пространства, в котором индивиды способны лучше репрезентировать и тщательно прорабатывать свое ментальное содержание (а также содержание других), способствует развитию индивидуальности.
Нарастание тревог, а также их осмысление и репрезентация стимулируют потребность во все более совершенных способах обслуживания таких функций. Поэтому мы видим, как в истории человечества, параллельно с культурой и индивидуальностью, происходит развитие магии, религии, философии, психологии, психиатрии, психоанализа, психотерапии.
Конечно, каждый из этих инструментов мог использоваться в противоположных целях – для подавления развития индивидуальности. Но это уже совсем другая история.
В настоящее время возрастает всеобщая потребность в ментализации. Ментальное содержание требует того, чтобы быть репрезентированным – осмысленным – проработанным. Следовательно, можно наблюдать глобальную, повсеместную потребность в психологической помощи.
В отличие от этого, в психиатрии все еще присутствует обширное расщепление и отрицание психической жизни, с магической верой во всемогущество психофармакологию. Однако потребность в ментальной проработке больше нельзя отрицать, игнорировать или замещать лишь более конкретными инструментами, поскольку репрезентация – осмысление – проработка сейчас необходимы для выживания как никогда раньше.
Необходимо постоянное реструктурирование и адаптация своего Я: "твердые", неосмысленные элементы должны трансформироваться в гибкую, пластичную, «жидкую» форму.
Необходимо дискриминировать, символизировать, «альфабетизировать», «разжижать» то, что было «твердым», конкретным и неактивным в рамках «неосмысливаемого очевидного».
На социальном уровне дискриминация и символизация происходит в основном путем культурной переработки: через науку и искусства. Психоанализ как наука вносит свой вклад в такую общую область культурного развития, как познание человеческой души.
Хотя с клинической позиции он помогает тем индивидам, которые «спотыкаются» в нынешней гонке и не могут адаптироваться к давлению, которое налагает всеобщее развитие, все же, психоанализ, оказывая воздействие на большое количество индивидов, помогает расширить пространство для репрезентации и мышления группы.
В 19 веке индивидуальность увеличила свое пространство главным образом в высших классах общества, тогда как позднее, особенно после 1968 года, этот процесс также охватил и немалую долю низших классов.
Параллельно с этим и психоанализ сначала был принят высшими классами общества, а спустя всего полвека начал распространяться и в низших.
В последние десятилетия психоанализ начал свое распространение по всему миру, в том числе в самых разных культурах, и это, похоже, связано с общей тенденцией к глобальной эмансипации индивидов.
Произошедшее в последнее время быстрое нарастание потребности в психотерапии среди относительно больших масс населения, не имеющих глубоких культурных корней, может объяснить нынешний успех многих сомнительных с научной точки зрения откровенно магических либо манипулятивных подходов и техник.
Мы работаем в условиях сосуществования огромного множества разных видов психотерапии и психологических видов вмешательства, где утонченный и научно обоснованный психоанализ рискует потеряться или раствориться – не как золото, на смену которому придет бронза, но подобно дорогому вину, которое растворяется в быстро прибывающей воде.
Что происходит сегодня?
Барикко выдвигает идею о том, что, возможно, «новые варвары» подходят к решению проблем по-иному, с нетрадиционных позиций. Вместо того, чтобы сконцентрировать свое внимание на ограниченном количестве вопросов и углублять свои знания в конкретной избранной сфере, они предпочитают нечто менее конкретное, быстро меняющееся, и адаптируются к многочисленным новым связям. Это своего рода серфинг на волнах, а не погружение в воду с аквалангом. Но это не обязательно означает, что необходимо быть поверхностным. Вопрос заключается в том, каким образом многочисленные связи могут заменить глубину (или дополнить ее, либо интегрироваться с ней).
Например, сегодня психоаналитик, менее чем когда-либо, может работать в изоляции. Никто не может прочитать, как то было в прошлом, значительное количество литературы, и не испытывать потребность в других людях, чтобы вместе с ними разрешать возникшие вопросы, обсуждать прочитанное и совместно все прорабатывать. Групповая проработка может все больше и больше замещать индивидуальную, и может привести к достижению более глубокого содержания и результатов, недостижимых для индивидов.
В будущем мы сможем быть свидетелями появления большего разнообразия индивидуальностей, но и больших связей между ними, и тем самым, больше новых форм группового функционирования. Может быть, над этим нам полезно подумать, по крайней мере, это может стать эффективным стимулом развития новых форм мышления.
Заключение
Мир меняется радикальным образом, и психотерапия, равно как и психоанализ, также должны меняться.
Но давайте будем осторожны: настоящее не хуже прошлого, точно так же, как нельзя с уверенностью сказать, что оно лучше; наверняка можно утверждать только то, что оно – иное! Не стоит вязнуть в застарелых моделях, вместо этого лучше постараться понять суть перемен.
То, что мы переживаем сегодня, – далеко от временного экономического кризиса. Мы живем во время глубинного перехода в новую эру, что есть результат базовых научных, технических, социальных, культурных и политических перемен. Ничто уже не будет таким, как прежде!
Психоанализ никогда не распространялся так широко и не имел таких благоприятных условий для дальнейшего развития, но это актуально только в том случае, если мы не утратим контакта со временем, в котором живем.
Научная редакция – Татьяна Пушкарёва
